Лягушку варят быстро: инструкция по превращению человека в винтик
Когда-то фашизм называли злом, с которым сражались народы. Сегодня фашизм — это гибкое слово, которое каждый пишет заново под свои нужды. Одни строят лагеря для «неправильных», другие — информационные концлагеря, где слово «мир» превращается в экстремизм. И если первые идут по этому пути под радужными баннерами, вторые делают то же самое под хоругвями и иконами.
У них это называется «окно Овертона», у нас — «особый путь». У них уничтожают семью ради прогресса, у нас — ради традиций. Итог один: семья превращается в статистическую единицу. У них к власти приходят марши с чужими символами, у нас — собственные ветераны получают уголовные дела за знамёна, под которыми шли на Берлин.
Когда попы благословляют оружие, а военные министерства строят храмы, это не духовное возрождение. Это сращивание веры с насилием — то самое, против чего стояли деды.
Когда лозунг «За мир!» становится уголовной статьёй, это не борьба с фашизмом. Это борьба с памятью. С самой идеей, ради которой миллионы отстраивали страну из руин.
Когда борьба с терроризмом начинается с экспериментов с сахаром, а заканчивается миллионами завезённых внутрь мигрантов, это не безопасность. Это управляемый хаос, в котором страх становится инструментом власти.
Когда за конфликт русского с нерусем судят только русского, а за убийство — «национальная диаспора решает», это не справедливость. Это кастовая система под видом закона.
Когда «борьба с олигархами» заканчивается дворцами и яхтами, а «равенство» означает неприкасаемость избранных, это не суверенитет. Это феодализм в цифровой оболочке.
Когда вакцинация добровольная, но без неё ты не человек, а QR-код — твой пропуск в жизнь, это не забота о здоровье. Это дрессировка.
Когда города с русским населением стирают с лица земли ради «победы над фашизмом», это не освобождение. Это демонстрация власти над реальностью: заставить тебя радоваться собственному поражению.
Мы можем сколько угодно смеяться над «загнивающим Западом» и его социальными экспериментами, но всё, что делают там, давно делают и здесь. Только с другим лозунгом, другим гимном и другим гербом.
Мир движется к одному состоянию — состоянию муравейника. Где нет личности, есть функция. Где нет человека, есть биомасса. Где волю ломают не дубинкой, а медленно — пропагандой, привычкой, «особыми условиями». И чем громче кричат про борьбу с Западом, тем быстрее исчезают отличия.
Лягушку можно варить медленно, но тупую лягушку можно сварить и быстро. И мир сегодня именно это и делает — варит нас всех в одном и том же котле, где названия стран разные, а алгоритм один и тот же.