Святая Баня: хроники постмочального культа
Где-то на краю деревни, в стороне от заброшенного колодца и печально глядящих на небо дров, стоит она — старая баня. Точнее, то, что от неё осталось.
Одна стена. Немного угля под ней. Да взгляд старика, который говорит:
— Вот тут мы, бывало, себя тёрли...
Чем тёрли?
— Мочалками.
Что такое мочалка?
— Ну... такая... штука... колючая. Но родная.
Из чего?
— Вот... вот это уже тайна древних. Исчезло.
Как вода нагревалась?
— Само собой. От песен.
И вот тут всё встаёт на свои места.
Баня не про гигиену.
Баня — про песни.
Песни для души.
Специальные. Чистящие.
Не дай Бог ты споёшь что-то своё — всех потом будет щипать.
Нам оставили не печку.
Не план бани.
Даже не веник.
Нам оставили — тексты.
Песни.
Слово в слово. Слеза в слезу.
Вот так живём:
воды нет — моемся слезами
крыши нет — зато всё видно
мочалки утеряны — но правила пользования остались
никто не помнит, как топить печку — но хором бубним песни об огне
Когда кто-то предлагает построить новую баню —
ему отвечают:
— Как ты смеешь! У нас же есть песни!
Он такой:
— Но у вас грязь, плесень и мыши в печке.
А ему:
— Мыши — это святое. Они слышали все куплеты. Молчать!
Где были чертежи?
Утеряны.
Кто-то в порыве веры решил, что духовное важнее технического.
Вместо плана бани — трактаты о смысле мытья.
Вместо анализа состава мыла — лики древних банщиков.
А потом — всё.
Печка потухла.
Вода ушла.
Мочалки сгнили.
Но бумажка осталась.
С песнями.
Святыми.
Неразрешёнными к редактированию.
Теперь баню не посещают — её почитают.
Собираются у стены.
Поют в холоде.
Смотрят в небо.
И мечтают: вот если бы снова пришёл Великий Банщик и принёс нам настоящую мочалку...
И неважно, что никто не знает, как ей пользоваться.
Главное — чтобы она соответствовала описанию.
Конец? Нет. Только начало.
Скоро кто-то придёт с ведром.
Скажет: ребята, у меня вода.
А ему в ответ:
— А у тебя есть лицензия на пение? А текст песни знаешь? А со скольких лет мочалка разрешена?
И он уйдёт.
Снова.
Так мы живём. Без пара. Без мыла. Без смысла.
Зато со священным текстом песен, который нельзя перепеть.
Потому что всё меняется,
а бред —
вечен.
